Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— А!.. Они вам сказали?.. Они ничего не знают! Нас двое, это правда, потому что рыбачьей лодкой должны управлять двое, но эти дураки не знают, друг он или слуга.
— Уверяю вас, мне решительно все равно, — сухо сказал Дутрлез, уязвленный тоном незнакомца. — Только должен вас предупредить, что мы будем иногда встречаться. Мне сказали, что вы каждую ночь ставите свои корзины на Боссевене.
— Да, на Боссевене! — повторил англичанин, отступив на два шага. — Вы знаете, где Боссевен?
— Знаю. Около этой скалы господин де Куртомер, мой товарищ, будет измерять глубину.
— Измерять глубину! Для чего?
— Он сам вам скажет, если вы его спросите.
— А! Понимаю… Ему дали задание от гидрографического общества.
— Ему и в самом деле дали задание, и он выполнит его, за это я ручаюсь. Этот человек всегда выполняет свои обязанности.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Вам неприятно, что он работает у Боссевена?
— Нет… То есть меня это несколько стеснит… Потому что это лучшее место для ловли. Работы напугают крабов, но я могу уплыть дальше.
— Зачем же? Вы ведь расставляете свои сети по вечерам?
— Да, это лучшее время.
— И снимаете их утром?
— Очень рано.
— Ну а работы, которыми руководит мой друг, будут проводиться днем. Понимаете, он предпочитает ночевать в теплой каюте, а не на голых камнях. Только такой заядлый рыболов, как вы, может плавать каждую ночь.
— Я бываю только там, но, кажется, больше не буду там бывать, потому что крабы очень пугливы… Они все уйдут от Боссевена.
— Жаль! А я рассчитывал ими полакомиться!
— Ваши матросы поймают их в других местах. У вас на яхте много людей?
— Человек двадцать.
Лицо англичанина вытянулось еще больше, и после некоторого молчания он развязно сказал:
— Эти люди разгонят всю рыбу у скал. Благодарю вас за информацию. Лучше я стану выходить в открытое море, пока не закончатся работы. А долго они продлятся?
— Не знаю. Может быть, месяц, может быть, два. Куртомер скажет точнее.
— Я, по всей вероятности, не дождусь их окончания. Вернусь в Англию и останусь там до весны.
— Очень сожалею, что расстроил ваши планы. Но, полагаю, вы завтра еще не уедете?
— Завтра, конечно, нет. И даже не на этой неделе. Я должен написать в Лондон, чтобы за мной пришла яхта. Терпеть не могу путешествовать по суше!
— А! У вас есть яхта! Честь имею кланяться. Уверен, что ваша яхта лучше, чем наша. Однако повторяю, если вам будет угодно как-нибудь пожаловать к нам, мы с большим удовольствием вас примем. Но я задерживаю вас, а вы, вероятно, торопитесь домой. Если только вас не интересует археология. Вы можете сказать, когда построен этот замок?
— Не знаю. Нисколько этим не интересуюсь.
— Извините! Увидев, как вы вошли сюда, я подумал, что вы идете снимать план местности… или фотографировать. А теперь позвольте откланяться.
Сказав это, Дутрлез поклонился и ушел. Англичанин медленно побрел за ним.
«Странная встреча и странный человек, — думал Альбер, спускаясь с пригорка. — Жак очень удивится, когда я расскажу о нашем разговоре. Англичане — чудаки… Но англичанин ли он? Следовало в этом убедиться, заговорив на его языке. А впрочем, что мне за дело до него? Я даже рад, что он уезжает, — он мог бы нам помешать. Но все-таки, кажется, я его где-то уже встречал».
Спустившись с пригорка, Дутрлез увидел, как незнакомец вошел в дом с зелеными ставнями. Порсаль был недалеко, и молодой человек добрался до него за несколько минут. Старый моряк был на прежнем месте и спросил Альбера, доволен ли он прогулкой.
— Я с пользой провел время, — усмехнувшись, ответил Дутрлез. — Я разговаривал с милордом.
— Да, я видел. Вы встретили его в башне?
— Именно. Зачем он туда ходит?
— Такая у него причуда.
— Как и ловля крабов. Но я не встретил его товарища.
— Испанца опасаться нечего. Он выходит только по вечерам. Вы увидите его, если останетесь до утра.
Дутрлез вовсе не стремился к этому. Он хотел позавтракать, потому что был очень голоден, и пригласил моряка в лодку. Но моряк выпил только стакан вина и взял бутылку водки, которую унес с собой. В благодарность за бесценный подарок он дал парижанину добрый совет — отправляться как можно скорее. Ветер свежел, надвигался шквал, и Альбер приказал отчаливать.
Как только лодка вышла из гавани, сильные волны погнали ее обратно к берегу. Три часа они добирались до яхты, сделав громадный крюк. Оба гребца выбились из сил, и Дутрлез начал бояться, что ему придется пристать к другому берегу Ла-Манша. Наконец они добрались до яхты. Куртомеру повезло больше, потому что его шлюпка лучше держалась на волнах.
— Хорошо, что ты поспешил, — сказал он. — Через полчаса ты бы не смог вернуться. Я сообщу тебе важные новости.
— Какими бы важными ни были твои новости, ты позволишь мне прежде обсохнуть? — оборвал его Дутрлез. — Я так промок, будто выкупался в море.
— Между нами, — возразил Куртомер, — я удивляюсь, что ты действительно не искупался. Ты подвергался большой опасности. Если бы не твои гребцы, ты разбился бы на какой-нибудь скале, и я не посмел бы вернуться в Париж. Ступай переоденься, а я пока велю выдать двойной рацион нашим матросам. Они заслужили это.
Дутрлез, чуть живой от холода, побежал в свою каюту и растерся спиртом. Через двадцать минут он согрелся и с наслаждением надел на себя сухую одежду. Куртомер ждал его в кают-компании.
— Ну, теперь тебе лучше? — спросил отставной лейтенант. — Я приготовил грог. Выпей, закури и выслушай меня внимательно — говорю тебе, есть новости.
— Я догадываюсь, что ты скажешь, — пробормотал Дутрлез, выпив горячий напиток, — твои водолазы не нашли затонувший корабль.
— Ошибаешься! Сведения американского матроса оказались совершенно верными. Судно разбилось о Боссевен — узкую цепь скал, которые не видны даже при отливе. Оно наткнулось носом на это препятствие и пошло ко дну. А поскольку дно состоит из очень плотного песка, корпус не увяз. Корабль лежит на боку, и там есть пролом, через который могут пройти одновременно десять человек.
— Приятное открытие. А золото?
— Оно там.
— Неужели? — воскликнул Дутрлез. — А я не верил.
— Теперь поверишь. Мои матросы сосчитали — двенадцать бочонков. И все наполнены золотом.
— Это приятная новость.
— Да, но…
— Что «но»?
— Кто-то там уже побывал.
— Как это?
— Одиннадцать бочонков целы, а двенадцатый открыт.
— Должно быть, разбился при крушении.
— Нет. Крышка разрублена топором.
— А слитки вынуты?
